— Нет, сэр! То есть, я имею в виду: да, сэр! Опа, и так, и так – получается неправильно. Я подтверждаю: подозреваемый сопротивления при аресте не оказывал, Ваша Честь… То есть: Сержант! Сэр! — Ким наслаждался ролью свидетеля обвинения.
— Итак, джентльмены, я могу заключить, что у нас имеет место совершенно очевидный случай кражи. С незаконным проникновением на частную собственность! Причём: неоднократные! Я думаю, это потянет на два года исправительного труда, если мы передадим в суд. С другой стороны, он не сопротивлялся полиции и дал чистосердечные показания, поэтому судья может сократить срок до одного года, — важно заключил Алекс, как бы спрашивая мнение Марка, — Начнём оформлять документы для Обвинителя, господин Старший Следователь?
Марк покачал головой. Он прилагал все усилия, чтобы не засмеяться над комической сценой «суда и следствия».
Алекс повернулся к молодому человеку снова и спросил вкрадчиво, почти шёпотом, как будто исполняя роль адвоката защиты, — Но… Скажите мне правду, мистер Шарма… Мне нужно знать правду, чтобы защитить Вас… Вы брали только две морковки в день, или, скажем, два фунта [прибл. 900 грамм] моркови в день?
— Нет, сэр, я клянусь, я клянусь. Одну или две морковочки, сэр. Мы очень бедны, сэр. Едим один раз в день, сэр…
— Я верю Вам, — великодушно заключил сержант. — На этот раз, мы Вас отпускаем, мистер Шарма. Но! Если… Если мы узнаем, что Вы снова собираете морковь на чужих огородах, нам придётся довести дело до уголовного преследования. Сегодня мы ещё можем решить дело нашими полномочиями, но, если Вы сделаете это снова – это уже пойдёт к Окружному Прокурору, Вы понимаете меня?
Отпустив из Околотка потрясённого до глубины души мистера Шарму, они вдоволь посмеялись. Теперь этот человек и близко не подойдёт к соседским огородам.
Разделавшись таким образом с утренней дракой, депьюти Ким запер дверь офиса и повесил на двери картонку: «На патрулировании. Ждите здесь или звоните 911, если срочно». Не спеша, они двинулись на велосипедах вдоль трущоб шоссе Гаррет. Вскорости, Алекс махнул Марку и Киму рукой и свернул на боковую тропинку, в америкитайские кварталы, чтобы осуществить запланированное рандеву с депьюти Танем.
Трущобы шоссе Гаррет, или ТШГ, как их называли для краткости, образовались уже после Обвала. В отличие от трущоб, которые получились из ранее застроенных районов, вместо улиц здесь были лишь извилистые грунтовые тропинки. Крошечные лачуги были выстроены из чего угодно: от старых шин до пластиковой плёнки и картонных коробок. Остальная земля была покрыта бесконечными рядами огородов. Вскоре тропинки стали слишком узкими для безопасной езды. Марк и Ким спешились и пошли пешком, ведя велосипеды рядом. Они догнали группу амер-азиатских женщин, босых и в конических соломенных шляпах, тащивших ведра с водой на бамбуковых шестах через плечо. Вся сцена выглядела очень похоже на фотографии времён войны во Вьетнаме, подумал Марк. У его тестя, Дэйвида-старшего, было несколько альбомов старых фотографий – «Хим-фото», как их называют, в отличие от настоящих цифровых фотографий. Большинство фотографий были черно-белыми, и лишь немногие – цветными, с неестественно яркими оттенками. Память неожиданно подсказала: «Кодаколор-X», так, кажется, тесть называл цветную плёнку. Дэйвид частенько рассказывал про своё увлечение фотографией. Он говорил, что фотографии в то время не высвечивались мгновенно на экранчике камеры, а должны были быть «проявлены» и напечатаны в специальной химической лаборатории. Подумать только, а экранчиков у камер вообще не было! Никто не знал, были снимки хорошие или плохие, пока лаборатория не выдавала отпечатки. Удивительно, как много упорства надо было иметь, чтобы увлекаться фотографией в те далёкие времена.
Дэйвид служил в ВВС, и был во Вьетнаме с 1970 по 1972 год. Он был аэродромным механиком, поэтому избежал большинства опасностей войны в джунглях. Увлекаясь с детства фотографией, он нащёлкал тысячи снимков. В основном, портреты друзей и сослуживцев: на аэродромах, с бензовозом, грузовым самолётом или вертолётом «Хью» на заднем плане, на улицах Сайгона, в барах или на пляже. Было у него много и фотографий из повседневной жизни Сайгона и в сельской местности: рыночные прилавки, гонки велорикш по улицам, студентки в длинных белых платьях, мальчики-нищие, играющие в пыли перед дорогим кафе, маленькие хижины под пальмами и папайей, женщины в чёрных шёлковых пижамах, работающие на рисовых чеках, и так далее. Здесь, в трущобах шоссе Гаррет, сходство с фотографиями той войны особенно бросалось в глаза. Значит, Америка сейчас жила так, как жили во Вьетнаме шестьдесят лет назад? Конечно, на американской земле не было войны. В альбомах Дэйвида было достаточно фотографий со следами страшной войны, которая тогда шла в Индо-Китае уже целых 25 лет: обугленный остов разбившегося вертолёта в джунглях, дымящиеся развалины на месте деревни, раненые солдаты на носилках у аппарели транспортного самолёта, обожжённые и изуродованные калеки-вьетнамцы на улицах…
Как хорошо, что Америке удалось избежать всего этого, не так ли? Они повернули за угол, и реальность немедленно опровергла умозаключения Марка: тут лежал частично разобранный остов армейского самолёта-транспортника «Геркулес». Когда-то Марк видел этот разбившийся самолёт в новостях по телевизору. Несколькими годами ранее, «Геркулес» потерял управление после взлёта и рухнул в трущобах, утащив в могилу шесть военных на борту и около тридцати обитателей трущоб. Теперь останки самолёта служили жилищем для нескольких семей. Навстречу им, по тропинке, медленно двигался амер-азиат лет тридцати. Он ковылял, опираясь на костыль, и вёл за руку маленькую полуголую девочку, вероятно, дочь. Рубашка у инвалида была гражданская, но брюки и солнцезащитные очки военного образца однозначно говорили, что мужчина пострадал на войне. Война на американской земле пока не шла, но здесь в трущобах – её следы были в полном наличии. Как во Вьетнаме в семидесятые годы прошлого века!