Далее началась «война авторитетов». Марк сражался на стороне Мэри, повторяя те же самые доводы, что он только что представил Родриго. Хотя на заводике Фредерика Штольца дело было, вероятнее всего, не так плохо, как на самой Куче, опасные отходы можно было встретить повсеместно. В конце концов, это же был химический завод! Разве у них нет правил Техники Безопасности, как положено на химических заводах?! Наконец, в переговорах был достигнут компромисс. Да, Саманта будет делать то же самое, что Майк делал до неё: она прицепит резиновые сапоги под сиденьем велосипеда и обуется в них по прибытии на завод. Тут Марк указал дочери, что помимо резиновых сапог под сиденьем, Майк ещё всегда обувал свои шлёпанцы на время езды от дома до свалки. На это Саманта просто махнула рукой: только неженки ездят на великах в шлёпанцах. Майк всегда был таким неженкой, заявила она, а я – не-неженка. Словечко из лексикона Кучи немного развеселило Марка. В конце-концов, резиновые сапоги перекочевали из угла гаража на крючок под сиденьем, и Саманта отправились на работу, как и подобает настоящей не-неженке, то есть налегая на педали грузового велосипеда своими привычными босыми подошвами.
Родриго покачал головой — Вы знаете, с точки зрения инфекции, по-настоящему опасны только свежие отходы. Человеческие бактерии и вирусы в мусоре долго не живут. Свежие отходы на полигон не привозили уже лет десять. Мы, так сказать, на экспорт сейчас работаем. Так что, всё успело хорошенько перегнить, а верхние слои – ещё и прожарились на солнце. Иголки от шприцев, например, ржавеют за пол-года и опасности никакой. Есть ещё, конечно, обломки стекла, они не гниют, и с непривычки можно немного пораниться. Однако, если кто привык ходить без обуви, стопа сама реагирует на острый предмет. Нет проблем.
— А Вы сами когда нибудь резали здесь ногу, сержант? — спросил Марк.
— Я-то, сэр? Ни разу. Вот что по настоящему опасно – это химия. Химия не гниёт. И все эти резиновые сапоги и резиновые перчатки от неё не сильно спасают.
— Как кислота в аккумуляторах?
— Не только. Самая мерзкая штука – диоксин. Раньше было много веществ, даже бытовой химии, с хлором. Когда всё гниёт, хлор с органикой и образует диоксин. Мужикам-то ещё ничего, а для женщин – это явно плохо. Особенно для беременных! Выкидыши часто бывают. А иногда – родятся живые, но такие, что лучше бы и не рождались. Я жене так сказал: пока не нарожаешь, сколько тебе надо, на Кучу – ни ногой.
— А сколько «ей надо», если не секрет?
— У нас пока семеро, ждём восьмого в октябре. Одно плохо: шесть девочек, а пацан всего один. Поживём-увидим…
Пока Родриго доедал свои буррито, они понаблюдали за работой новейшего изобретения местных умельцев. Устройство называлось «Механический Мусорщик». Паровая машина – локомобиль крутила огромное маховое колесо с присоединённым к нему шкивом. Мусорщики заносили на кучу мусора стальной якорь с канатом; конец каната пару раз оборачивали вокруг шкива. «Поберегись!» — кричал оператор и натягивал канат. Паровая машина делала всё остальное, вспарывая якорем неглубокую траншею в мусоре. К развороченной траншее тут же бросались мусорщики с корзинами, а якорь снова заводили на холм отбросов. Кочегары, в одних шортах, с лоснящимися от дождя, пота и копоти чёрными спинами, забрасывали в топку лопатами гнилую древесину. Из трубы локомобиля валил жирный чёрный дым. Марк когда-то видел нечто подобное в кино. Он уже не помнил названия картины; какая-то научная фантастика или, может, фэнтези. Там были такие же ужасные паровики, изрыгавшие такой же чёрный дым, и такие же чумазые кочегары, прислуживавшие стальным монстрам.
Они потихоньку двинулись дальше. Моя гипотеза о «разрыве поколений» не выдерживает проверки фактами, отметил про себя Марк. Плод моего воображения. Далеко не все в старшем поколении испытывали явное отвращение от работы с мусором. Вот бодро протопали два мужичка, примерно одного с Марком возраста, с палкой на плечах, под которой висела перетянутая жёлтой пластиковой лентой пачка упаковочного картона. Никакого отвращения на лицах у них не наблюдалось. Наоборот, сверкали широкие улыбки. Их «улов» сегодня был хорош. За такую пачку картона можно было выручить не меньше двух тысяч. Оба счастливчика были голые до пояса и основательно измазаны подсохшей грязью. Ни резиновых сапог, ни перчаток у них не было и в помине. Шедший впереди был в шлёпанцах-«вьетнамках», а второй был обут в сандалии из старых покрышек, но только наполовину. Он был инвалидом, и одну ногу до колена у него заменяла примитивная деревяшка. Потом им повстречалась группа пожилых женщин. Они принесли работникам обед. Уверенно ступая по замусоренной тропинке босыми ногами, женщины занимались любимым делом – перетирали местные сплетни. Никаких тебе грустных лиц, наоборот, ехидные улыбочки, — В самом деле, Розалинд? Вот никогда бы не поверила! Что, они это делали прямо у тебя под окнами? Вот, молодёжь… Как будто они не шли по свалке, а прогуливались по фешенебельному торговому центру между витринами модных магазинов.
Наверное, дело всё-таки не в «разрыве поколений», — решил Марк. Приспособляемость индивидуальна. Молодёжь просто в-среднем приспосабливается чуть быстрее пожилых. Наверное, правильно. Взять, к примеру, транспорт. Если бы мне сказали где-нибудь в 2008-м, что начиная с 2020-го года я буду ездить на работу на велосипеде, я бы посмеялся. Тогда велосипед в Хьюстоне был «спортом», именно в том смысле, в котором это слово использовали англичане в восемнадцатом-девятнадцатом веке. «Спорт» означал «развлечение», «веселье». Отъевшиеся леди и джентльмены от нечего делать занимались упражнениями на свежем воздухе. У Марка и Мэри в 2008-м были великолепные велосипеды, на которых они катались не чаще двух раз в месяц. Марк цеплял велосипеды к специальной стойке на заднем обвесе своего «Форд-Территори», и они ехали за двадцать миль в парк. Там «Территори» ставили на стоянку, велосипеды снимали, и часок-другой бодро крутили педали. В парке, на свежем воздухе. Затем, немного усталые, скушав под живописным деревянным навесом бутерброды из корзинки для пикника, снова вешали велики на стойку и мчались по шестиполосной автостраде обратно домой. Как и подобает усталым «спортсменам»: в автомобиле, со скоростью шестьдесят миль в час [прибл. 97 км/ч].