Хьюстон, 2030: Нулевой Год - Страница 75

Марк подошёл ещё ближе, и вдруг понял, что первый инвалид на бетоне был его сын Майк. Мистер Тодд вдруг нарисовался из тумана, в сопровождении той самой безупречно одетой леди с плаката в окне штаба «Пути Спасения». Плакатно-безупречная леди была с карандашом и блокнотом. Мистер Тодд аккуратно отколол «Пёрпл Харт» с униформы Майка и бросил медаль в красное ведёрко для пожертвований. Тебе медалька ни к чему, Микки, объяснил Старший Офицер: медаль – это для тех, кто не может показать настоящие боевые шрамы! Затем он продиктовал серийный номер ведёрка леди с блокнотом и поставил ведёрко на бетон, точнёхонько между коротких культёй Майка. Майк не двигался и молчал. Он просто сидел и счастливо улыбался.

«Немного жарко сегодня, не так ли?» — обратился мистер Тодд к Марку: «Мистер Пендерграсс, будьте так любезны, помогите этому инвалиду снять куртку.»

«Никаких проблем, мистер Тодд. Всегда рад помочь,» — ответил Марк, присел на корточки и принялся расстёгивать униформу Майка. Он обнаружил, что на культях рук у Майка шрамы были неровные, как если бы хирург делал ампутации в жуткой спешке. То же самое, что и на культе левой руки у Уильяма, подумал Марк.

А мистер Тодд уже ставил ведёрко для пожертвований рядом со следующим «самоваром». Этому тоже надо помочь снять куртку, решил Марк. Девяносто пять градусов[! Сидеть в полном обмундировании в такую жару должно быть так мучительно. «Самовары»! Но это даже хорошо. Мистер Тодд даст им постоянные «точки». Им не надо будет проходить по много миль каждый день, как Уильяму и Клэрис… Он снял куртку со второго калеки, и, наконец, разглядел его лицо. Это был Арнольд Штольц. Арнольд тоже узнал Марка и вежливо кивнул. Конечно, он теперь не может говорить, догадался Марк. Прежде чем что-то сказать, Арнольд всегда поднимал два пальца – просил слова. Возможно, через некоторое время, мальчик научится вставлять своё мнение и без разрешения, так же, как мой Майк это делает?

Между тем, мистер Тодд и плакатная леди из «Пути Спасения», как хорошо смазанный механизм, продолжали раздавать инвалидам красные ведёрки. Тук! Медаль падает в пластмассовое ведро. Серийный номер такой-то. Вы правильно записали номер, мисс Смит? Спасибо. Тук! Ведро поставлено на бетон перед очередным «самоваром». Марк перешёл от Арнольда к третьему инвалиду и снова присел на корточки. Это была девушка, и Марк не знал, надо ли снимать с неё куртку или нет. Что если там под курткой у неё не было футболки? Неудобно получится. Спросить её, что ли? Как ни странно, военная форма выглядела очень похоже на школьную форму. Точь-в-точь как форма «Сафари» в школе у младших. Или, точнее, школьная форма «Сафари» в последнее время повсеместно выглядела точно так, как сильно подержанная военная форма.

«Приветик, папа,» — вдруг сказала девушка-«самовар».

Марк был в шоке. Папа? Папа? Он посмотрел на лицо девушки: конечно же, это была его Саманта. Марк разозлился.

«Почему, чёрт побери, ты пошла волонтёром?»

«Я не волонтёром, папа,» — сказала она. Её губы не двигались, и голос волшебным образом звучал у Марка в голове: «Меня же призвали, разве не помнишь?»

Конечно, вспомнил Марк. Её же призвали. Всех девушек призывают теперь! У них нет выбора!

«Ну что же Вы? Ей же жарко. Снимите ей куртку!» — Голос прозвучал в голове Марка, но при этом – откуда-то сверху. Марк, всё ещё сидя на корточках, посмотрел вверх. Военный хирург, с красными от постоянного недосыпания глазами, держал в руках аккуратненькую, хирургически-блестящую и очень стерильную бензопилу. Как ни странно, на хирургическом костюме хирурга были картинки, «Барни и его Друзья», весёлые разноцветные динозаврики. Как тогда, четыре года после Обвала, когда маленькая Сэмми подвернула лодыжку, и хирург в детской больнице долго объяснял Марку, что анестетики кустарного производства далеко не так безопасны как настоящие, и лучше вообще не вводить их детям.

«Давай, чувак, не стесняйся. Снимай её куртку,» — повторил голос хирурга в голове у Марка. Марк расстегнул куртку Саманты и с облегчением увидел, что у дочери был под курткой её любимый купальник. Культи рук у Саманты тоже были неровные, с зубчатыми шрамами, так же, как у Майка и Уильяма. Очень жаль. Эти кривоватые шрамы ей совершенно не идут, портят её красоту.

«Ничего не поделаешь, чувак,» — сказал хирург в голове у Марка: «Быстро и радикально, мы это так называем. Вашей Сэмми это даже понравилось. Быстрая операция – это всегда лучше, чем длительное консервативное лечение, а результат – всё равно одинаковый. Без антибиотиков руки не спасёшь, правда, Сэмми?»

Саманта согласно кивнула и улыбнулась хирургу с блестящей бензопилой. Саманта и хирург были в отличных отношениях. Нет, хирург вовсе не был маньяком, решил про себя Марк. Двадцать операций в день. Что ещё он может сделать?

Затем, Марк вдруг почувствовал, что он что-то упустил. Что-то важное. У него было это в голове, когда он только вошёл в аэропорт, но теперь это куда-то исчезло. Он вскочил на ноги и побежал вдоль длиной вереницы «самоваров», заглядывая инвалидам в лица. Лица выглядели знакомо, как все эти люди, которых он опрашивал во время расследования по делу «Шелдонского Мясника», но он не мог вспомнить имён. Некоторые инвалиды узнавали Марка, кивали, или говорили что-то вежливое, так же, как Саманта и хирург, не разжимая губ.

Внезапно Марк остановился. Следующие двое ампутированных были Патрик и Памела. Они сидели на горячем от солнца бетоне, в их армейских (или всё-таки школьных?) униформах, с красными ведёрками «Пути Спасения» между бесполезными культями ног.