«Приветик, папочка,» — сказал Памела (прямо в голове у Марка, не раскрывая рта): «Ты нас встречаешь, да? Прикинь, какая фигня, воще. Я и Рикки. Мы обои теперя «самовары». Рук и ног у нас воще больша нета.»
«Сколько раз я говорил тебе, Памела, пожалуйста, не коверкай свою речь. Ты мне обещала, помнишь? Для начала, не «обои», а «оба». «Обои» – это бумага такая раньше была, стены оклеивать. А все эти «теперя», и «воще больша нета» – так только нищие на улице говорят.»
«Хорошо, хорошо, папочка. На настоящий момент времени, Патрик и я оба остались «самоварами» и не имеем ни рук, ни ног. Лучше?»
«Значительно лучше, Памела. Правда, звучит немного напыщенно… В контексте, я имею в виду. На твоём месте, я бы опустил «на настоящий момент времени». А в остальном – просто прекрасно. Ты же можешь говорить грамотно, если захочешь.»
Как глупо, подумал Марк. Как тогда, когда я рассказывал младшим детям о супермаркетах, банках, кредитах, акциях, облигациях, и среднем классе… Историческое знание, совершенно бесполезное в современной жизни! Из моей дочери сделали «самовар», – туловище без рук и ног. Теперь она годится только на то, чтобы сидеть с этим чёртовым красным ведёрком «Пути Спасения», выкрикивать «Поможем Инвалидам!» и время от времени не забывать говорить «спасибо» прохожим, если они бросят в ведёрко доллар-другой. «Умине рук и ног воще больша нета». Так только нищие на улице говорят. И правильно говорят, всем всё понятно. У Памелы такой великолепный уличный сленг, и ничего другого ей в жизни теперя воще не потребуется.
«И кто-то ещё говорит, что каждый второй погибает на войне, мистер Пендерграсс? Какое враньё!» — это был голос мистера Тодда сзади. Марк повернулся. Удивительно, но мистер Тодд говорил, как все люди, раскрывая рот и шевеля губами: «Каждый второй – это явное преувеличение. Правда же, мисс Смит?»
Леди с плаката «Пути Спасения» с готовностью кивнула: «Совершенно верно, мистер Тодд. Совершенно верно! Возьмите к примеру, мистера Пендерграсса. У него все пять детей вернулись с войны живыми и вполне здоровыми. Их, правда, слегка оквадратили, хе-хе-хе.»
«Самовары» на бетонке неожиданно захохотали. «Ха-ха-ха! Оквадратили! Нас – оквадратили!» Теперь их рты открывались и закрывались, как зияющие чёрные дыры. Памела, Патрик, и ещё несколько «самоваров» не могли усидеть прямо и теперь катались по бетону, захлёбываясь в конвульсиях весёлого хохота. «Как Вы сказали, мисс Смит? «Оквадратили»? Вот умора! Замечательно! Прекрасно! Великолепно! Нас – оквадратили! Воще! Бу-хо-хо-хо!»
Марк проснулся в темноте. Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться. Мэри пробормотала что-то во сне. Она тоже была пьяна. Будем надеяться, что ей не снятся кошмары, подумал Марк. Хорошо, что это был всего лишь сон. Ничего ещё не потеряно. Возможно, Майк и Арнольд не продут медицинскую комиссию. Или, если пройдут, их не будут развёртывать в зону боевых действий. Или развернут, но не в каком-то особенно дрянном месте, как Венесуэла, или Колумбия, или Иран, или Норвегия. Или их просто ранят, а не убьют. Ничего страшного, если Майк вернётся на костылях. Ничего страшного. Он тогда получит протез. Алекс говорил, что его сын научился ходить на протезе так хорошо, что никто даже не замечает, что у парня нет ноги… Только, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — Марк внезапно начал молиться, взывая то ли к Богу, то ли к сыну: пожалуйста, Майк, вернись живым…
Около половины девятого утра, Родриго и Марк пересекли шоссе Беамонт, пробрались через полосу вонючих мастерских по утилизации вторсырья и оказались на самом мусорном полигоне дороги Маккарти. Если Жасмин работает не на свалке, а в одной из этих мастерских, придётся нам тут ходить до самого вечера, подумал Марк. Хотя, её соседка говорила, что видела у неё крючок для разборки мусора. Значит, девушка, скорее всего, трудится на самой свалке, а не в мастерской.
Даже будучи в сопровождении местного сержанта, на проходной у ворот пришлось предъявить охранникам бэдж ФБР. Свалку охраняли очень строго. Просто так никто не имел права сюда приходить. Хочешь разрабатывать мусор – купи лицензию. Однако все знали более удобный способ преодоления будки с охранниками. Бумажка в пять долларов служила пропуском ребёнку, а десятка – взрослому. Другое дело, что если прийти сюда самому, без «артели», поразбирать мусор удастся недолго. Территория свалки давно поделена между артелями мусорщиков, а самозванцам запросто дают по шее и отправляют восвояси.
Последний раз Марк был на Куче лет шесть или семь лет назад. Тогда ФБР позвали на место преступления: мусорщики обнаружили свежий труп мужчины с явными признаками странгуляции и сочли за лучшее вызвать Полицию. Труп принадлежал главе крупной преступной группировки, и ФБР поэтому оказалось в эпицентре событий. Марк был уверен, что на Куче только один труп из пяти вообще удостаивался чести вызова Полиции и какого-либо расследования. Большинство «находок» мусорщики тихо закапывали. Полиция огородит место преступления на пол-дня, тогда где работать? Шесть лет назад, Куча была ещё кучей в полном смысле этого слова. До Обвала бытовало даже мнение, что полигон дороги Маккарти был самой высокой точкой плоского как стол Хьюстона. Теперь, свалка была изрыта ямами и траншеями, более всего напоминая швейцарский сыр. Некоторые ямы уходили в напластования мусора так глубоко, что мусорщиков спускали туда на верёвках, как в какую-нибудь шахту.